Последняя любовь Анны Ахматовой

В молодости ее называли «ассирийской принцессой» и «египтянкой». И не зря. Анна Горенко (настоящая фамилия Ахматовой) обладала не только гениальным поэтическим даром и колдовской красотой: среди друзей она слыла ведуньей, ею восхищались, ее побаивались…Поговаривали, будто в Ахматовой воскресла луща некой владычицы Древнего Востока.

Неприятная ситуация

Анна Андреевна с тоской смотрела в окно. Как глупо! Ведь к 54 годам она столько всего испытала… Столько любовей, столько невосполнимых утрат… Банальная женская неудача выглядела просто фарсом на фоне выпавших на ее долю трагических событий. Отчего судьба, в которую поэтесса всегда так верила, в очередной раз обошлась с ней столь жестоко и немилосердно?

Вновь и вновь Ахматова задавала себе один и тот же вопрос: почему она все-таки согласилась стать женой своего давнего поклонника Владимира Гаршина, племянника известного писателя? Человек глубокий, скрытный, с тонкой и ранимой душой, он являл собой, кажется, полную противоположность «железной» Ахматовой…

Гаршин остался работать в блокадном Ленинграде. Изредка писал Анне Андреевне в эвакуацию, в Ташкент. Звал к себе. Просил выйти за него замуж и взять его фамилию… Раньше у нее не появлялось даже мысли о возможной смене фамилии, а теперь… Она вдруг поверила, что семейное счастье еще возможно. Так захотелось отдохнуть, укрыться от жизненных бурь, от вечного противостояния миру…

Всем своим ташкентским знакомым Ахматова сообщила, что едет к будущему мужу. Сейчас она с мукой вспоминала дорогу в душном вагоне: как торопилась, как ждала встречи с Гаршиным. Все сразу оказалось не так. Первый же вопрос, который задал ей на вокзале «жених», звучал нелепо и оскорбительно: «Куда Вас отвезти?». Ах,
как неловко было потом объяснять друзьям, почему ей придется остановиться у них… От воспоминаний Анне Андреевне стало так обидно, что она решила возвратить Гаршину его подарок – брошь «Клеопатра».

Она заглянула в шкатулку со своими «полудрагоценностями», как называла свои немногочисленные украшения, - и ей сразу бросилась в глаза «Клеопатра». Нет, не к добру дарят эту «египтянку»! Но вернуть брошь несостоявшемуся супругу оказалось невозможно: камень в центре броши треснул, расколов ее пополам!

…Владимир Георгиевич изредка навещал бывшую невесту, проводя время в беседах. В последний раз Ахматова не выдержала и напрямую спросила Гаршина, почему он передумал связывать с ней свою судьбу, и понимает ли, в какое сложное положение ее поставил. Тот начал сумбурно объяснять, будто бы его жена, умершая в блокаду, перед кончиной умоляла не связываться с «этой ведьмой». Терпение поэтессы лопнуло, и она закричала на несостоявшегося мужа. Кричала так, что соседи перепугались, а сам Гаршин пулей вылетел из квартиры, на прощанье пробурчав, что права была покойница супруга!

«Из логова змиева…»

Эпитетом «ведьма» Анну награждали не впервые. Первый муж, поэт Николай Гумилев, в сердцах писал:

Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью…

…В начале ХХ века процветало увлечение мистикой. Людям нравилось придавать роковое значение снам, общаться с духами на спиритических сеансах, гадать, предсказывать грядущее. В те времена Анне льстило, когда ее называли колдуньей. И не только за экзотическую, «магическую» красоту. Она действительно обладала странными способностями, которые не поддавались рациональному объяснению. К примеру, при желании могла видеть будущее. Специально этот дар не развивала, да и вспоминала о нем редко. Куда чаще он сам напоминал о себе: предвидения приходили к ней стихийно, и поэтесса сама переживала из-за своих предсказаний.

Однажды летним днем в саду семнадцатилетняя Аня Горенко дремала в кресле-качалке с книжкой на коленях. Рядом на террасе ее тетушки обсуждали соседскую барышню – мол, и умница, и красавица, и талантливая - далеко пойдет… Вдруг в полудреме Аня неожиданно для себя самой произнесла: «Если в шестнадцать лет не умрет в Ницце от чахотки». Вскоре предсказание сбылось…

Лучший портрет

В 1910 году, проводя медовый месяц с Гумилевым в Париже, молодая красавица Ахматова познакомилась со знаменитым художником Амадео Модильяни. Живописца восхищали и удивляли не только литературный талант и необычная красота Анны, но и удивительная способность читать мысли других людей, видеть чужие сны, и прочие «ахматовские потусторонние штучки», к которым близкие ей люди давно привыкли.
Сейчас она вспомнила, как Модильяни рисовал ее портрет – тот, единственный сохранившийся… Всю весну Анна навещала живописца в его крохотной мастерской. К маю Амадео сделал уже около пятнадцати портретов, и все они были, на ее взгляд, прекрасны. Но художник искал что-то иное, ему все время казалось, что он не сумел уловить в Ахматовой что-то самое главное. Однажды она, как обычно, пришла позировать, села в кресло и улыбнулась. Всегда обаятельный и общительный Модильяни в этот день был неразговорчив и угрюм. Анна Андреевна заметила поинтересовалась, в чем причина дурного настроения мастера. Тот ответил, что нынче ночью ему приснился очень неприятный сон. Содержание его художник целиком не запомнил, но на душе поселилась тяжесть.

Ахматова просила рассказать сон, Модильяни отказывался. Разговор на время прервался. Амадео рисовал, а Ахматова погрузилась в свои мысли. Вдруг Анна четко увидела перед собой «картинку». Пустая комната, в центре стоит красивый мужчина, похожий на Модильяни, рядом мольберт с холстом, в руках палитра. Мужчина растерян, огорчен. Он смотрит на холст. Там изображены страшные люди, с изуродованными, измученными лицами. Человек с палитрой пытается изменить свое творение, но сквозь новые мазки упорно проступает первый вариант картины. Внезапно комната исчезает, и художник вместе с мольбертом оказывается на оживленной людной площади. Вокруг него - персонажи только что созданной им картины. Они кричат, что художник исковеркал им жизнь, оскорбляют его. Мужчина закрывает лицо руками и горько плачет.

Ахматова пересказала увиденное Модильяни. Рассказ точно описывал его давешнее сновидение! Мастер побледнел, сорвал уже почти законченный шестнадцатый портрет поэтессы и за час создал новый рисунок - весь из ломаных линий. Этот портрет точнее всех предыдущих передавал ни на что не похожую красоту Ахматовой, отражал ее переменчивую душу.

Во время революции 1917 года портреты, нарисованные Модильяни, пропали – солдаты делали из них самокрутки. Уцелел один-единственный: тот самый, из ломаных линий…

Маяковский на Фонтанке

Ахматова обладала даром «ощущать» близких друзей и знакомых на расстоянии. Лидия Корнеевна Чуковская поражалась тому, что звонок от Анны Андреевны всегда раздавался именно в тот момент, когда сама Чуковская подходила к телефону, чтобы позвонить подруге. А вот Надежда Мандельштам со временем привыкла к тому, что Ахматова отвечает на ее мысли, не высказанные вслух.

…Из каких-то закоулков сознания всплыл эпизод далекого 1914 года… Осенний день. Ахматова идет по набережной Фонтанки в Петербурге. Вдруг мысль: «Сейчас Маяковского встречу, интересно, как он…» Сама себя останавливает: «Что за вздор! Маяковский сейчас в Москве».

И тут навстречу – Маяковский, бросается к ней со словами: «А я как раз о вас думал! Приехал, хотел повидать, да не знаю, как вас найти…»

В один прекрасный день Ахматова вывела целую теорию о том, как надо предсказывать будущее. Следует расслабиться, пусть мысли текут сами по себе, главное – не сосредотачиваться на ситуации или человеке, чье будущее хочешь узнать. И тогда откуда-то извне приходит знание… Однажды в компании вдруг стали вспоминать человека, совершенно не знакомого поэтессе. В разговоре она не участвовала, но, прислушавшись, точно назвала его фамилию.

Стихотворные пророчества

Имелся у Анны Андреевны и еще один дар. Она всегда ощущала трагическую связь своей судьбы с судьбой России… Ее стихи являли собой нечто большее, чем просто талантливая поэзия. Сколько ни пыталась Ахматова отделить в сознании свою лирическую героиню от себя самой - каждое стихотворение непостижимым образом отражалось на ее собственной участи… Но иначе и быть не могло. Она считала себя достаточно адекватным и здравомыслящим человеком, однако при этом совершенно спокойно рассказывала окружающим, что стихи ей «кто-то диктует», а если «никто не диктует», то она их и «не пишет». За всю свою жизнь Анна Андреевна так и не смогла создать ни одного стихотворения по заказу.

Ахматова свято верила в судьбу, в свое предназначение. Так, 1915 год отмечен пророческим стихотворением «Молитва»:

Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар…

Ее ожидали и «долгие годы недуга», и «бессонница», и «жар»… И «ребенка отымали» советские тюрьмы и лагеря… И близких людей целую вереницу сгубили: Гумилев, Пильняк, Лившиц, Пунин, Мандельштам…

Иногда Ахматовой казалось, что она могла когда-то давно выбрать между своим поэтическим даром и спокойной счастливой жизнью. Но, даже настрадавшись, понимала, что, повторись все опять, снова поступит точно так же.

…Анна Андреевна смотрела на пустые улицы любимого Ленинграда, измученного войной и блокадой. Несмотря ни на что, она радовалась возвращению из эвакуации. 

Закрыв шкатулку, присела на стул. Снова взглянула в окно… Уже стемнело. Может, права была покойная супруга Владимира Гаршина? Немного известно историй, когда после разрыва отношений дают трещину дареные камни… Ну вот и славно! Судьба, как всегда, оказалось мудрой. Ни к чему знаменитой поэтессе, по совместительству колдунье, четвертый муж!

Анна Андреевна пододвинула колченогий стул к письменному столу. На улице начался дождь. Капли ударялись о подоконник, задавая ритм, а величественная горбоносая женщина, закутавшись в вязаную шаль, прислушивалась и писала. Только она одна могла слышать в сумерках комнаты голос, мерно диктующий строки стихов…

Александра АСТАХОВА

Лунное серебро маэстро

Все знают, завораживающую фортепианную пьесу Дебюсси «Лунный свет». Клод Дебюсси вообще любил свет серебристой спутницы Земли. Ему лучше сочинялось в лунные ночи. Может, потому что в юности лунной ночью он влюбился в дочку русской миллионерши и меценатки Надежды Филаретовны фон Мекк – восторженную красавицу Сонечку?..

Первый опыт
Надежда фон Мекк, урожденная Фроловская, была вдовой крупнейшего промышленника России, строителя железных дорог. После смерти мужа она твердой рукой заправляла делами, вселяя панический ужас в своих многочисленных служащих. Умна была Надежда Федоровна – пожалуй, даже чересчур умна для женщины! А еще слыла большой чудачкой. По всей Европе таскала за собой огромный штат слуг. В любом городе снимала целиком лучшую гостиницу, выдворяя остальных постояльцев. Почему? Да чтобы переделать временное пристанище на свой лад. Ровно через три часа слуги развешивали по гостинице несметное количество православных икон, расставляли по комнатам самовары и раскладывали на столах ворохи трав, привезенных из России. И непременно приглашали на несколько дней музыканта: Надежда Федоровна больше всего на свете любила музыку. В одном из городов Швейцарии таким приглашенным маэстро и оказался талантливый студент консерватории Клод Дебюсси…

Клод увидел свою новую хозяйку на террасе Гранд-отеля небольшого швейцарского городка. Она восседала с книгой в кресле-качалке – седая, худощавая, властная. У ног ее порыкивал огромный черный мастифф, а за спиной возвышался телохранитель – дюжий бородатый казак в алой атласной рубахе. Мадам фон Мекк оторвалась от чтения и произнесла на прекрасном французском:
– Сколько вам лет?
– Семнадцать с половиной, – пролепетал Клод.
Надежда Филаретовна фыркнула, но царственным жестом протянула руку:
– Идите, поиграйте!

В комнате стоял рояль. Юноша приоткрыл блестящую крышку: теперь бояться  нечего – он был под защитой музыки.
Через полчаса Клод поднялся. Русская госпожа все еще сидела в комнате рядом.
– Вам не понравилось? – растерянно спросил он.
– Я не могу смотреть на музыканта, когда он играет! – отрезала Надежда Филаретовна. – Это мешает мне наслаждаться музыкой.

Клод вспомнил взволнованный рассказ своего профессора Мармонтеля из Парижской консерватории:
– Мадам фон Мекк благодетельница русской музыки. Она покровительствует самому Чайковскому. Пишет удивительные письма, посылает деньги - но наотрез отказывается встретиться с композитором. Странно, верно?

Теперь-то Клод понимал – ничего странного! Эта женщина только кажется такой властной и неприступной, а на самом деле она крайне застенчива. И еще… Клод поднял глаза – она некрасива, и прекрасно понимает это…

В этот момент дверь распахнулась. В комнату ворвалось золотистое облако – юная девушка в воздушном наряде. Водопад золотистых локонов, щеки пылают румянцем, глаза вспыхивают золотыми всполохами.

– Вы профессор из Парижа? Вы станете учить меня музыке? Клянусь, я буду стараться!
Клод хотел сказать, что он не профессор, что его не предупреждали об ученице, но слова застряли в горле. Неужели у этой суровой женщине может быть красавица дочь?! Для такой все что угодно сделаешь… Мадам фон Мекк ласково улыбнулась:
– Учись, коли хочешь, Соня!   

Любовь
Соня… Непредсказуемый золотоволосый ангел… То она фанатично разучивала гаммы, то дулась, отказываясь садиться за рояль. Она таскала Клода на прогулки, совала в руки липкие конфеты, как-то заявила, что он похож на ее старшего брата Владимира.
– Я стану звать вас, как его, – Воличкой! – захлебываясь, говорила она. – Я упрошу маму выписать вас на следующий год!

Так и вышло. Перед летними каникулами в консерваторию пришло письмо секретаря мадам фон Мекк: месье  Дебюсси приглашался  в поместье Брайлово на юге России. На сей раз хозяйка встретила Клода радушно:
– Мне не хватало вашей игры.

Соня перехватила Клода в темном закутке коридора:
– Воличка, свет мой, я так по тебе скучала!
Теперь каждый вечер она тайком водила Клода в лес, на луга, к озеру. Волшебный лунный свет освещал дорогу. Золотоволосая Соня улыбалась как русалка:
– Ты должен научить меня всему французскому – языку и поцелуям! – и первая целовала Клода.

Лето пролетело в миг. Но год учебы снова сменился каникулами. И на третье лето Клод опять оказался в семье фон Мекк – теперь уже в Москве в 52-комнатном особняке на Рождественском бульваре.

– О, Воличка! – в первый же вечер жарко зашептала повзрослевшая Соня. – Я  хочу заняться с тобой любовью!
Клод опешил. Надо срочно что-то сделать! Ведь он – не каменный, чтобы отклонить такое предложение… Наутро он оправился просить руки Сони. Мадам фон Мекк выслушала его почти бесстрастно и изрекла:
– Я очень и очень ценю вашу музыку, мсье. Однако помимо музыки я ценю и лошадей. Но это не значит, что я готова породниться с конюхом!

В тот же вечер двое дюжих казаков отвезли Клода на вокзал и стояли, мрачно глядя в окно купе, пока поезд не отъехал.

Скиталец

…С тех пор прошло много лет. В 1913 году Дебюсси получил приглашение из России приехать в качестве дирижера и исполнителя своих сочинений. Сергей Кусевицкий, дирижер, контрабасист и издатель, организовал ему концерты в Москве и Петербурге.

Клод, давно уже женатый, все же ехал со стесненным сердцем. Первое, что он спросил на вокзале в Москве:
– Могу ли я найти Соню фон Мекк?

Кусевицкий догадался:
–  Вы, верно, говорите о княгине Софье Голицыной?
Дебюсси смутился. Конечно, как он не подумал, Сонечка, естественно, тоже уже давно замужем…

Она появилась в доме Кусевицких спустя два дня. Клод смотрел на высокую женщину -- и не узнавал. Она была ярко и небрежно одета, но все равно казалась какой-то выцветшей – лицо в сеточке морщинок, волосы, ставшие тускло-желтыми – как будто жизнь выпила из нее все соки. И только глаза остались прежние - с золотыми всполохами. И голос остался девичьим…

– Воличка, свет мой! – зажурчала она, словно они расстались час назад. – Я слышала твои «Прелюдии». Особенно мне понравилась «Девушка с волосами цвета льна».
– Это о тебе! – выдохнул Клод.

Соня зарделась, как в юности, и прошептала:
– Ты счастлив с женой?

Клод нервно сглотнул – он не знал, что говорят в таких случаях. И тогда Соня прошептала еще тише:
– Счастлив… А я… два раза была замужем… по маминому выбору. Ты же помнишь, она все решала сама. И это всех губило. Она и себя погубила. Однажды, никто не знает почему, порвала все отношения с Чайковским, а ведь она любила его. Мама и пережила Петра Ильича только на три месяца. Она все делала нелепо…

Клод сжал Сонину руку:
– Приезжай летом в Париж. Тебе понравится моя дочка.
– Лучше ты с семьей приезжай к нам! – улыбнулась Соня. – Я буду счастлива. Приедешь?

Дебюсси замялся: на такую поездку втроем он вряд ли найдет денег.
Соня проницательно поглядела на бывшего возлюбленного:
– Композиторы – не миллионеры… - понимающе протянула она. – Скажи свой адрес, и я телеграфирую деньги в Париж.
Клод стиснул зубы: принимать деньги от бывшей возлюбленной?! На это он не пойдет никогда!

Но Соня уже поняла свой промах:
– Я не хотела обидеть тебя, мой лунный свет! Знаешь, в детстве нянька научила меня особому лунному колдовству. О, ничего страшного! Ты ведь тоже колдуешь над своими мелодиями… Ты – повелитель лунного света, у тебя получится! Как народится месяц и начнет расти, выйди ночью на улицу и захвати с собой серебряные монеты. Покажи их луне и произнеси три раза: «Как луне расти, прибавляясь, так деньгам моим расти, разрастаясь!»

Дебюсси вздохнул:
-- Я не сумею все это сказать по-русски…
– А я для тебя заговор переиначу. Запомни одно слово: «расти». Посмотри на луну и скажи: расти! Потом на свои монеты и опять: расти! А потом потряси монетами три раза, чтобы луна услышала. Тебя, милый, она, конечно, услышит -- и пошлет богатство!

Дебюсси, как в юности, погладил Соню по головке:
– Ты такая же фантазерка, Сонечка! Приходи завтра на мой концерт.

Соня обещала – но ни на следующий вечер, ни после в зале так и не появилась.
Зато концерты прошли ошеломляюще. Апофеозом явился прощальный вечер перед отъездом в Петербург – море икры и реки шампанского. Сев в поезд, Дебюсси смотрел на луну, грустно глядящую в окно вагона, и неотступно думал о Сонечке. Вдруг подумал: «Луна-то растущая! Может, если я сонечкин заговор скажу – мы еще встретимся?» Как во сне, вынул из кармана серебряную мелочь и произнес три раза:
– Расти! Расти! Расти! –  И три раза потряс монетами.

Наутро Дебюсси приехал в Петербург и ахнул. Поклонники ждали его уже на вокзале. Домой, во Францию, Дебюсси вернулся с европейским признанием.

Но вот с княгиней Софьей Голициной, бывшей Сонечкой фон Мекк, так больше никогда не увиделся. Сказала она ему лунный заговор на богатство, а вот тайну лунного любовного колдовства не открыла. Видно, сама не знала…

Оракул №3,2006